(в которой Кристофер Робин устраивает Прием в честь Пуха)
Дождь кончился. Солнышко вернулось в Лес и принесло с собой чарующие запахи весны. Ручейки счастливо звенели, любуясь своей ловкостью и молодой силой. Маленькие лужицы, ни о чем не жалея, предавались воспоминаниям о своей недавней беспутной молодости. Над жарким покоем Леса пробовала голос кукушка, внимательно прислушиваясь, как бы не решив еще, нравится ли он ей. Лесные голуби лениво ворчали, в чем-то, они и сами не очень понимали в чем, обвиняя весь белый свет.
Кристофер Робин вышел на крылечко своего дома и громко-громко позвал Сову Условленным Свистом. Сова тут же взмыла над Самой Чащей чтобы узнать, зачем же она понадобилась Кристоферу Робину!
— Сова! — сказал Кристофер Робин. — Я собираюсь устроить Прием.
— Вот как? — удивилась Сова.
— И это будет Торжественный Прием в честь того, что Пух сделал, когда делал все, что мог, чтобы сделать все для спасения Пятачка.
— Ах, в честь этого! — воскликнула Сова.
— Да, а теперь сообщи об этом Пуху и всем остальным, и, пожалуйста, поскорее, потому что Прием будет завтра.
— Вот как? — произнесла Сова, изо всех сил стараясь быть чрезвычайно любезной.
— Сова, ты полетишь или нет?
Сова попыталась придумать какие-нибудь очень мудрые слова, но у нее ничего не получилось.
И она полетела.
Первым, кого она встретила, был Пух.
— Пух! — сказала Сова. — Кристофер Робин устраивает Прием.
— Ух ты! — обрадовался Пух. Потом, почувствовав, что Сова ждет от него вопроса, он спросил:
— А там будут такие маленькие пирожные с розовым кремом?
Сова решила не унижаться до разговоров о маленьких пирожных, поэтому, в точности повторив слова Кристофера Робина, полетела к Иа-Иа.
«Прием в честь меня? — подумал Пух. — Вот это здорово!» И он стал волноваться: все ли знают, что это Торжественный Прием в честь Пуха, и расскажет ли всем Кристофер Робин о Летучем Медведце и о прочих чудесных кораблях, построенных и водимых Пухом. И он подумал, как будет ужасно, если все забудут об этом, и никто не будет знать, в честь чего же устроен Прием. И чем больше Пух думал о Приеме, тем больше путаницы было у него в голове, А потом путаница вдруг распуталась и стала торжественной пухтелкой.
Торжественная
пухтелка,
появившаяся в голове
у Винни-Пуха.
перед Приемом
в честь Винни-Пуха
— Да здравствует Добрый Медведь Винни-Пух!
— А в чем-же его доброта?
— В час, когда бушевала вода,
Он себя не жалел, чтоб спасен был друг!
Да здравствует Мудрый Медведь Винни-Пух!
— В голове у него только вата...
— Но зато, когда Было Надо,
Он построил корабль и спасен был друг.
— Да здравствует Смелый Медведь Винни-Пух!
— За что ж ему честь такая?
— Пух, опасности презирая,
Вел горшок по волнам, и спасен был друг.
— Да здравствует Ловкий Медведь Винни-Пух!
— А медведь разве ловким бывает?
— Видели б вы, как он парус ставит,
Как он держит руль. И спасен был друг.
— Да здравствует Добрый!
— Да здравствует Мудрый!
— Да здравствует Смелый!
— Да здравствует Ловкий!
— Да здравствует Лучший
Медведь Винни-Пух!
Песня внутри Винни-Пуха еще звучала, а Сова уже разговаривала с Иа-Иа.
— Иа-Иа! Кристофер Робин устраивает Прием.
— Очень интересно, — сказал ослик. — Может быть, и мне перепадет какое-нибудь лишнее пирожное, если на него кто-нибудь наступит. Какая трогательная забота. Ну что вы, что вы, не стоит благодарности. И кому же выпала такая честь?
— Тебе бы только есть, только о еде и думаешь.
— Кристофер Робин приглашает тебя.
— Что ты сказала?
— Приглашает!
— Да, я слышал. — Иа-Иа медленно покачал головой.
— Ты имеешь ввиду Пятачка. Такого маленького поросенка с бегающими ушками. Я ему передам.
— Нет же, нет! — замахала Сова крыльями. — Это тебя!
— Ты уверена?
— Ну, конечно, уверена! Кристофер Робин сказал: «Всех. Позови всех!»
— Всех, кроме Иа-Иа?
— Всех! — рассердилась Сова.
— Ох, — сказал Иа-Иа, — это, конечно, ошибка, сомневаться не приходится, но я приду. Если дождя не будет.
И дождя не было. Кристофер Робин сколотил длинный-предлинный стол, вокруг которого все и расселись. На одном конце стола сидел Кристофер Робин, на другом — Пух, а между ними с одной стороны сидели Сова, Иа-Иа и Пятачок, а с другой стороны Кролик, Рушечка и Кенга.
Все Родные и Близкие Кролика расселись на траве и ждали с надеждой, что кто-нибудь с ними заговорит, или уронит что-нибудь, или спросит: «Который час?»
Для Ру это был первый Прием в его жизни, поэтому он очень волновался. Как только все расселись, он открыл рот:
— Привет, Пух! — пропищал он.
— Привет, Рушечка, — сказал Пух.
Рушечка чуть-чуть попрыгал на стуле и снова пропищал: — Привет, Пятачок!
Пятачок помахал лапкой. Сказать он ничего не мог, потому что был очень занят.
— Привет, Иа-Иа! — не унимался Ру.
Иа-Иа уныло кивнул ему.
— Дождь собирается, тебе не кажется?
Рушечка чуть-чуть подумал, кажется ему или не кажется, решил, что не кажется, и сказал:
— Привет, Сова!
— Привет, малыш! — ответила Сова чрезвычайно любезно и принялась рассказывать Кристоферу Робину о том, какой казус случился с ее приятелем, которого Кристофер Робин не знает, а Кенга сказала Рушечке: «Сначала выпей молоко, а потом уже разговаривай». Рушечка с полным ртом попробовал сказать, что может делать и то и другое вместе... но тут все захлопали его по спине, а потом долго-долго вытирали.
Когда гости поели, Кристофер Робин постучал ложкой по столу, и все замолчали. Все, кроме Ру, на которого напала икота. Рушечка очень стеснялся и делал вид, что икает кто-то из Родных и Близких Кролика.
«Этот Прием, — сказал Кристофер Робин, поднявшись, — устроен в честь Поступка, совершенного одним из нас, вы о ком я говорю, этот Прием в честь него, что это его Поступок. И я приготовил ему Подарок. Вот он!»
Кристофер Робин чуть-чуть замешкался и прошептал: «Где же он?»
Пока он искал Подарок, Иа-Иа энергично прокашлялся и начал говорить:
«Друзья и Присутствующие! Большая честь для меня, я бы даже сказал — большой честью для меня является увидеть вас на моем приеме. Я не совершил ничего выдающегося. Многие из вас, я не говорю о Кенге, Сове и Кролике, поступили бы так же.За исключением Пуха. Конечно, я не имею ввиду Пятачка и Ру, которые еще не доросли до таких Поступков. Многие из вас поступили бы так же. Но это выпало мне. И я сделал это не ради награды, которую так долго ищет Кристофер Робин, — Иа-Иа поднес копытце к губам и прошептал: «Посмотри под столом», — а потому, что почувствовал, что кто-то нуждается в моей помощи. Я почувствовал, что...»
— Ик! — нечаянно сказал Рушечка.
— Рушечка, золотце... — одернула его Кенга.
— Это я, что ли? — обиделся Ру.
— О чем это говорит Иа-Иа? — спросил Пятачок у Пуха.
— Сам не знаю, — сказал Пух, глотая слезы.
— А я думал, что это в честь тебя Прием.
— Я тоже так думал. Но, кажется, это не так.
— Наверное, это раньше был твой Прием, а теперь Иа-Иа.
— Наверное...
— Ик! — снова сказал Рушечка.
— КАК Я УЖЕ ГОВОРИЛ, — строго и громко произнес Иа-Иа, — как я уже говорил до того, как моя речь была прервана всяческими звуками, я почувствовал...
— Вот он! — воскликнул Кристофер Робин. Передайте это, пожалуйста, Пуху! Пух! Это тебе.
— Это Пуху? — спросил Иа-Иа.
— Конечно. Это Подарок Самому Лучшему в Мире Мишке.
— Я мог это предвидеть, — сказал Иа-Иа. — Но жаловаться мне не на что. Все-таки у меня есть друзья. Кое-кто даже разговаривает со мной. Вот вчера, например. А на прошлой или позапрошлой неделе Кролик, когда стукнулся об меня, сказал «Елки-палки». Светская жизнь. Круговорот событий.
Но никто его не слушал. Все наперебой говорили.
— Открывай, Пух!
— Что там, Пух?
— А я знаю, что там!
— А вот и не знаешь!
И другие полезные замечания.
Пуху очень хотелось открыть коробку побыстрее, но он не стал разрезать веревочку, поскольку знал, что такая полезная штука, как кусочек веревочки, где-нибудь да пригодится.
Наконец, он, развязав веревочку, открыл коробку. Когда Пух увидел ее содержимое, он чуть не упал от счастья.
Это был Заграничный Набор Карандашей!
Там были карандаши с буквой «В» (Винни-Пуху), и карандаши с буквами «НВ» (неустрашимому Винни-Пуху), и карандаши с буквами «ВВ» (водоплавающему Винни-Пуху), там были перочинный ножичек и стирательная резинка (вдруг сделаешь ошибку) и линейка, на которой нарисованы сантиметры (вдруг захочется узнать, сколько сантиметров в Какой-Нибудь Штуке). А еще Синий карандаш, Красный карандаш и Зеленый карандаш. И каждая из этих чудесных вещей находилась в своем собственном маленьком пакетике, а все вместе они лежали в большой специальной коробке, которая так замечательно щёлкала, когда Пух открывал и закрывал ее.
И все это было у Пуха!
— Ой! — сказал Пух.
— Ну, что, Пух? — спросили все, кроме Иа-Иа.
— Спасибо вам, — еле выговорил Пух, потому что очень волновался.
А Иа-Иа ворчал про себя: «Не люблю я этой писанины. Карандашечки-промокашечки. Слишком много шума. Одни глупости».
Потом, когда опустился золотой вечер, и все сказали Кристоферу Робину «Спасибо» и «До свидания», Пух и Пятачок шли домой и долго молчали.
Наконец Пятачок спросил:
— Пух, ты когда просыпаешься, о чем первом думаешь?
— Я думаю о том, что у меня сегодня на завтрак, — честно сказал Пух. — А ты о чем?
— А я думаю о том, что хорошо бы сегодня случилось что-нибудь волнующее...
Пух задумчиво кивнул.
— Это одно и то же.
— И что же случилось? — спросил Кристофер Робин.
— Когда? — спросил папа.
— На следующее утро.
— Не знаю.
— А ты подумай и расскажи нам с Пухом, пожалуйста, — попросил Кристофер Робин.
— Ну, если вы этого очень хотите...
— Пух очень...
Кристофер Робин глубоко вздохнул, взял медвежонка за заднюю лапку и медленно пошел к двери, волоча Винни-Пуха за собой.
У двери он обернулся и сказал:
— А ты придешь посмотреть, как я купаюсь?
— Приду, наверное.
— А у Пуха карандаши лучше, чем у меня?
— Точно такие же.
Кристофер Робин кивнул и вышел, а папа вдруг услышал, как Винни-Пух — бум-бум-бум — поднимается по ступенькам.
Комментариев нет:
Отправить комментарий