(в которой Иа-Иа находит САВелий, и Сова в него переезжает)
Пух пришел в Самую Чащу, чтобы посмотреть на то, что раньше было особняком «Каштаны». Сейчас это уже не было похоже на дом. Это очень напоминало дерево, поваленное ветром. А когда дом начинает походить на поваленное ветром дерево, самое время подыскивать себе новый дом.
Этим утром под своей дверью Пух нашел Загадочное Почтовое Отравление, и пока он раздумывал над тем, что бы это значило, прибежал Кролик и прочитал его Пуху:
Я ИСЩУ НОВЫЙ
ДОМ ДЛЯ СОВЫ
ТЫ ТОЖЕ КРОЛИК
«Я всем послал такие письма, — сказал Кролик, — а сейчас всем расскажу, что они означают и будем искать все вместе. Я спешу. Пока». И он скрылся.
Пух, не торопясь, последовал за ним. Ему было чем заняться, и занятие это было поважнее, чем искать Сове дом: он сочинял Пухову Песню о Былом. Сочинить ее он обещал Пятачку уже очень давно, и теперь при каждой встрече Пятачок молчал об этом со значением, но Пух-то понимал, какое это имеет значение, и если кто-то в разговореслучайноупоминал Пухтелки, или Деревья, или Веревки, или Бури в Ночи, нос поросенка розовел, начиная с самого кончика, и Пятачок спешил перевести разговор на другую тему.
«Не так-то это легко, — говорил себе Пух, глядя на то, что некогда было особняком «Каштаны», — потому что Поэзия и Пухтелки — это не те вещи, которые исходят от вас, это те вещи, которые приходят к вам, и все, что вы можете сделать — это пойти туда, где они смогут вас найти». И он с надеждой ждал.
«Ну, — сказал Пух, прождав достаточно долго, — начнем, пожалуй, так: «Вот здесь лежит большущий ствол», — ведь он действительно тут лежит, с этим не поспоришь, и посмотрим, что получится: «Вот здесь лежит большущий ствол,
А он стоял вверх головой,
И в нем медведь беседу вел
С его хозяйкою (Совой).
Тогда не знал никто-никто,
Что вдруг случится ужас что!
Увы! Свирепый Ураган
Взревел — и повалил Каштан!
Друзья мои! — В тот страшный час
Никто-никто бы нас не спас.
Никто бы нам бы не помог,
Когда б не храбрый Пятачок!
— Смелей! — он громко произнес, —
Друзья, скорей найдите трос
(Допустим, толстенький шпагат,
А лучше — тоненький канат).
И знайте: пусть грозит Беда,
Для смелых выход есть всегда!
И вот герой вознесся ввысь,
Туда, туда, где брезжил свет, —
Сквозь щель
Для Писем и Газет!
Хоть все от ужаса тряслись
И говорили «Ох» и «Ах», —
Герою был неведом страх!
О Храбрый, ХРАБРЫЙ ПЯТАЧОК!
Дрожал ли он? О нет! О нет!
Нет, он взлетел под потолок
И влез в «Для писем и газет».
Он долго лез, но он пролез
И смело устремился в Лес!
Да, он как молния мелькнул,
Крича: — Спасите! Караул!
Сова и Пух в плену. Беда!
На помощь! Все-Все-Все сюда! —
И Все-Все-Все (кто бегать мог)
Помчались, не жалея ног!
И вскоре Все-Все-Все пришли
(Не просто, а на помощь нам),
И выход тут же мы нашли
(Вернее, он нашелся сам).
Так славься, славься на века
Великий Подвиг Пятачка!
«Ура, получилось! — сказал Пух, пропев Песню трижды. — Это не та Песня, которую я ждал, но это она. Нужно пойти и спеть ее Пятачку».
Я ИСЩУ НОВЫЙ
ДОМ ДЛЯ СОВЫ
ТЫ ТОЖЕ КРОЛИК
— Что это? — спросил Иа-Иа.
Кролик объяснил.
— А что произошло со старым домом?
Кролик объяснил и это.
— Никто не сказал мне, — произнес Иа-Иа. — Никто не считает нужным делиться со мной информацией. В следующую пятницу исполнится семнадцать дней с тех пор, как кто-то разговаривал со мной в последний раз.
— Ну, пожалуй, семнадцать это слишком...
— В следующую пятницу, — пояснил Иа-Иа.
— А сегодня суббота, — сказал Кролик. — Значит, всего одиннадцать. А потом, я же лично был здесь неделю назад.
— Разве мы беседовали? — изумился ослик. — Ни во-первых, ни во-вторых. Ты бросил «Привет», и только пятки засверкали. У меня только родился замысел моей первой реплики, а твой хвост уже мелькал на холме шагов за сто отсюда. Я задумал сказать «Что-что?», но было уже поздно.
— Да, я очень торопился.
— Ни «допустим», ни «предположим», — продолжал Иа-Иа, — ни обмена мнениями. «Привет! — Что-что?», — много ли толку в таком общении, особенно если хвост другого лица скрывается из виду во второй половине беседы?
— Ты сам виноват, Иа-Иа. Почему бы тебе не ходить в гости? Сидишь тут один в Самом Заброшенном Месте Леса и обижаешься, что никто к тебе не заходит. Почему ты сам ни к кому не ходишь?
Иа-Иа ненадолго задумался.
— В том, что ты сказал, что-то есть, — произнес он наконец. — Я пренебрегал светом. Я должен оживленно вращаться. Приходить и уходить.
— Вот это правильно, Иа-Иа. Заходи к любому из нас в любое время, когда тебе захочется.
— Спасибо, Кролик. А если кто-нибудь скажет Громким Голосом: «Елки-моталки, опять этот Иа-Иа»,— я ведь могу просто уйти.
Кролик в нетерпении переступил с ноги на ногу.
— Ну, — сказал он, — мне пора. Сегодня я очень занят.
— До свидания, — сказал Иа-Иа.
— Что? Ах да, до свидания, конечно. Если ты вдруг наткнешься на приличный дом для Совы, обязательно дай нам знать.
— Я буду иметь в виду,— пообещал Иа-Иа в спину убегавшему Кролику.
— Пух нашел Пятачка и они снова направились в Самую Чащу. Долго они шли, не говоря ни слова. Наконец, Пух, немного стесняясь, сказал:
— Пятачок...
— Да, Пух?
— Ты помнишь, как я сказал, что, может быть, сочиню Песню, Сам Знаешь о Чем?
— Ты что, Пух?! — пролепетал Пятачок, и носик его порозовел. — Ты, что, ее сочинил?
— Она написана, Пятачок.
Розовый цвет медленно пополз с носика Пятачка на уши, да там и остался.
— Она... она написана? — сдавленным голосом спросил Пятачок. — Про То Самое Время Когда? Она готова, это правда?
— Да, Пятачок.
Кончики ушей Пятачка вдруг запылали, и он попытался что-то сказать, но от волнения из этого ничего не вышло.
А Пух продолжал:
— В ней семь куплетов.
— Семь? — спросил Пятачок настолько небрежно, на- сколько это у него получилось. — Ты же не очень часто сочиняешь ворчалки из семи куплетов?
— Никогда, — сказал Пух. — думаю, никто никогда не слышал такой ворчалки.
— А Все ее уже слышали? — спросил Пятачок, остановившись на секундочку, чтобы убрать с дороги веточку.
— Нет, — сказал Пух. — Я не знал, как тебе будет приятнее: если я ее спою тебе сейчас, или когда все со- берутся?
— Я думаю, что приятнее всего мне будет, если ты споешь мне сейчас... и... потом всем остальным. Потому что, когда они будут слушать ее, я смогу сказать: «Ах, да, Пух говорил мне», — и сделать вид, как будто не слушаю.
И Пух спел ему все семь куплетов, и Пятачок не сказал ничего, он только стоял и пламенел. Никогда ранее никто не пел Пятачку, чтобы он «славился, славился на века». Когда песня кончилась, Пятачку очень захотелось попросить Пуха повторить один куплет, но это показалось ему нескромным. Куплет начинался словами «О, ХРАБРЫИ, ХРАБРЫЙ ПЯТАЧОК!» и эта строка казалась ему прекраснейшим из начал лирического стихотворения.
— А правда, что я все это сделал?
— Да, — сказал Пух, — в поэзии... в Стихах... ну, короче, ты сделал это Пятачок, потому что об этом сложены Стихи. Так уж повелось.
— Ой, — сказал Пятачок. — А у меня... мне показалось, что я немножко дрожал. Только первое время. А здесь сказано: «Дрожал, ли он? О нет! О нет!»
— Ты только внутренне содрогался, — пояснил Пух, — а для Крохотного Существа это самый достойный способ сдержать дрожь.
Пятачок вздохнул от счастья. Он был ХРАБРЫМ, он был...
Подойдя к дому Совы, друзья обнаружили там всех, кроме Иа-Иа. Кристофер Робин руководил, а Кролик повторял команды, на случай если кто-то не расслышал, и все их охотно выполняли. С помощью раздобытого где-то каната они вытаскивали из особняка «Каштаны» кресла, картины и прочую утварь, полную величественного достоинства и очарования, и готовили все к переезду. Кенга внизу паковала вещи, то и дело поругивая Сову: «Ну зачем тебе эта старая грязная посудная тряпка, а? А половик? Это же не половик, на нем же живого места нет, одни дырки. Это не половик, это тюль!» В ответ Сова кричала возмущенно: «Нужен, еще как нужен! К нему только тесемочку пришить, и будет как новенький! И никакая это не посудная тряпочка. Это моя шаль!»
Кенга все время теряла из виду Рушечку, который, и это ее раздражало. Не выдержав, она даже накричала на Сову, заявив, что это не дом, а Позор и Поношение, сплошная грязь и сырость, что удивительно еще, как он продержался так долго, что таких ветвистых мухоморов, как в углу этого «дома» она в жизни не видела.
Сова, в недоумении, посмотрела и, саркастически усмехнувшись, сказала, что ей жаль этот Мир, населенный особами, неспособными отличить обыкновенную губку от мухомора.
«Ах вот как?!» — сказала Кенга, а Ру юркнул в дом с криком: «Мне нужно посмотреть на губку Совы! Вот она! Сова! Сова, это не губка, а грябка. Сова! Ты знаешь, что такое грябка? Это когда губка всю грязь...»
А Кенга поспешила сказать: «Ру, заинька», — потому что с дамой, умеющей написать слово «Вторник» так не разговаривают.
Но все очень обрадовались приходу Пуха и Пятачка и сделали перерыв в работе, чтобы послушать новую песню Пуха. Песня всем очень понравилась, а Пятачок небрежно заметил: «Очень, очень недурно, не правда ли? Я имею в виду песенку».
— А как дела с новым домом? — спросил Пух. — Ты нашла его, Сова?
— Она нашла название для него, — сказал Кристофер Робин, лениво пожевывая травинку. — Так что осталось всего ничего — найти дом.
— Я назову его так, — важно сказала Сова и показала всем плод своего упорного труда — квадратный обрезок доски со свежей, художественно исполненной надписью:
САВ — елий
Как раз в этот напряженный момент что-то промелькнуло между деревьями и стукнулось о Сову. Доска упала, Ру и Пятачок кинулись к ней.
— Ах, это ты! — сердито сказала Сова.
— Привет, Иа-Иа, — сказал Кролик, — ну, наконец-то.
— Где тебя носило все утро?
Иа-Иа не обратил на них внимания.
— Доброе утро, Кристофер Робин, — сказал он, сдвинув Ру и Пятачка и усевшись на «САВЕЛИЯ», — мы одни?
— Да, — сказал Кристофер Робин, улыбнувшись про себя.
— Я слышал (новости иногда доходят и до моего уголка Леса — моего болотца, на которое никто не претендует), я слышал, что некое лицо подыскивает себе дом. Я нашел для него дом.
— Молодчина, — похвалил ослика Кролик.
Иа-Иа медленно повернулся к нему, затем снова перевел взгляд на Кристофера Робина.
— У нас с лицом были кое-какие трения, — перешел Иа-Иа на громкий шепот, — но это сейчас не имеет значения, оставим это на совести лица. Пойдем со мной, я покажу тебе дом.
Кристофер Робин с готовностью поднялся.
— Пойдем со мной, Пух, — сказал Кристофер Робин.
— Пойдем со мной, Тигра, — сказал Ру.
— Может и нам сходить, Сова? — спросил Кролик.
— Подождите минутку! — попросила Сова, схватив свою вывеску, которая снова оказалась на виду.
Ослик сделал им ножкой.
— Мы с Кристофером Робином идем на прогулку, — сказал он. — На прогулку, а не на толкучку. Если ему приятно общество Пуха и Пятачка, я буду рад этой компании, но дайте же и нам подышать чистым воздухом.
— Отлично, — сказал Кролик, даже обрадовавшись тому, что остается за старшего. — Продолжаем носить мебель! Тигра! Трави канат! В чем дело, Сова?
Сова, обнаружив, что новый дом ее называется «КАЛЯ-КА-МАЛЯКА», с негодованием закашляла в спину Иа-Иа, но ослик с большей частью «САВЕЛИЯ» пониже хвоста и друзьями уже скрылся в Лесу.
Вскоре они подошли к дому, который нашел Иа-Иа. Еще по дороге Пятачок толкал локтем Пуха, Пух Пятачка и они шептали друг другу «Точно», «Не может быть» и «Правда-правда».
И это оказалось правдой.
— Вот, — сказал Иа-Иа, гордо указывая на Большой Дом Пятачка. — С вывеской и всем прочим.
— Ой, — ойкнул Кристофер Робин, еще не решив, нужно ли смеяться или совсем наоборот.
— Этот дом просто создан для Совы, ты согласен, юный Пятачок?
И Пятачок совершил Благородный Поступок, и сделал он это как бы в чудесном сне, навеянном на него чудесными словами Пуховой песни.
— Да, этот дом просто создан для Совы, — самоотверженно сказал поросенок. — Я надеюсь, в нем она будет счастлива.
И он дважды проглотил комок, вспоминая, как он, Пятачок, был счастлив в нем.
— А ты что думаешь, Кристофер Робин? — спросил Иа-Иа с тревогой, почувствовав, что здесь что-то не так.
Кристоферу Робину очень хотелось задать один вопрос, но он не знал, как это сделать.
— Ну, — наконец сказал он, — это, спору нет, замечательный дом, и если твой дом повалило ветром, ты должен найти себе новый, правда, Пятачок? А что бы ты, Пятачок, сделал, если бы твой дом повалило ветром?
Пока Пятачок думал, Пух ответил за него.
— Он бы переехал жить ко мне, — сказал Пух. — Правда, Пятачок?
Пятачок пожал Винни-Пуху лапу.
— Спасибо, Пух, — сказал он. — Я этого никогда не забуду.
Комментариев нет:
Отправить комментарий